— Где ты был в субботу вечером? — спросил Люк. — Ты пропустил самую дурацкую вечеринку десятилетия.

— Я был с Дафной.

— Ну конечно, — засмеялся Уилл. — Где еще ты мог быть!

— Слушайте, ребята. — Я остановился и повернулся к ним лицом. — С Дафной все будет иначе, чем с Пенни. Я собираюсь вести себя с Дафной по-другому. Обещаю. Я получаю помощь. Работаю надо собой.

— Получаешь помощь? — удивилась Мэгги. — Ты к мозгоправу, что ли, ходишь?

— Типа того.

— Не смущайся, Ривер. Оглянись! Девять из десяти учеников нашей школы посещают психотерапевта.

— Я не смущаюсь. Просто…

— Что?

Ребята остановились на середине лестницы.

Сейчас должен был прозвенеть звонок. Я подумал о женщине, к которой в детстве водила меня мама, с грязными очками и запахом пачулей. О той, у кого я спрашивал, почему у меня нет папы, который болел бы за меня на футболе, стоя за воротами.

— Просто от нее пахнет пачулями.

Всю эту неделю на испанском Пенни садилась рядом со мной, возведя свое заявление «я хочу остаться друзьями» на новый уровень. Мне тоже хотелось, чтобы мы с Пенни остались друзьями. Могло ли быть иначе?

Это о Пенни я думал все время. Это ей мне хотелось позвонить, если я видел по телевизору что-то смешное или если мама выдавала что-нибудь в своем стиле — например, держала телефон на вытянутой руке и говорила, что собирается сделать фейси вместо селфи, — а особенно если я находил раненое животное. Раненые животные очень интересовали Пенни, за исключением случаев, когда этим раненым животным был я; здесь она теряла ко мне всякий интерес до тех пор, пока я не излечивался.

А мне нужен был друг. Конечно, три лучших друга — это больше, чем в среднем есть у людей, но я не мог сказать Мэгги, Уиллу и Люку всю правду. Это бы говорило о том, что я обманул их доверие, как и доверие всех остальных.

А Пенни? Она была как бы новым другом. Тем, кого я только собирался узнать. В определенном смысле наша доска была чистой. Я ее не предавал. Я ничего ей не должен. Учитывая все это, я подумывал ей открыться.

В четверг девушка спросила, не мог бы я проводить ее домой, поскольку ее машина была в ремонте, и я согласился: теперь она мой друг, а у меня было свободное время.

— Почему ты больше не заходишь? — спросила она, когда мы порядком отошли от школы.

— Ты же велела не приходить.

— А, ну да. Вначале это было немного странно. Как будто ты на самом деле не понял, что мы больше не вместе. — Пенни рассмеялась.

Я подумал: «Разве это смешно?»

— Знаешь, моя мама была в шоке от того, что ты продолжал приходить. Она попросила Хуану больше не пускать тебя в дом! — И Пенни вновь рассмеялась.

«Правда? Это юмор такой?»

— Но теперь мы друзья, и ты можешь приходить или писать мне когда угодно.

— Хорошо.

Мы миновали магазин, где я покупал куриный суп. Порция супа стоила недешево, но Пенни так и не поблагодарила меня за него. Я подумал: выпила она этот суп или просто вылила в раковину?

— Ты заметил, что я сделала операцию? — Пенни похлопала ресницами, глядя на меня.

— Нет. Но я и раньше не мог понять, когда ты в контактных линзах, а когда нет. И поскольку в школе тебя никогда не видели в очках…

— Знаю, знаю. В тех очках я выглядела отвратительно.

— Неправда.

— Правда. Я выглядела ужасно.

— Ужасно и отвратительно?

— И пугающе.

— Ты хорошо выглядела. Я тебе это уже говорил.

— Да. Ты всегда был очень милым. Не знаю, почему я не ценила тебя больше.

— Я не чувствовал, что ты меня недооцениваешь.

— Нет?

— До тех пор, пока ты меня не бросила.

Снова смех. Пенни просунула руку мне под локоть.

Мы приближались к ее дому, а у меня все еще не было возможности обсудить большую вонючую яму лжи, в которую я залез с головой, поскольку Пенни не спрашивала меня о моей жизни и поскольку на самом деле мы с ней не были друзьями, а возможно, не будем никогда.

— Как мило, — сказала она.

Мы поднялись на крыльцо, Пенни потянулась к рюкзаку за ключами, а потом ударила себя по лбу:

— О, нет. Мои ключи остались с машиной в магазине.

Она позвонила в дверь.

Я не хотел заходить в дом. Что бы мы делали как друзья? Мы не стали бы смотреть на диване кино. Я не собирался ее ласкать. И совершенно точно не собирался рассказывать ей о своих проблемах.

Дверь открыла Хуана. Увидев выражение ее лица при виде меня с Пенни, я понял, что пора уходить.

— Здравствуй, Ривер. — Хуана не отошла в сторону, чтобы мы могли войти. — Пенелопа, твоя мама сказала, чтобы я не пускала…

— Все нормально, Хуана.

— Но твоя мама…

— Хуана, все в порядке. Я сама пригласила Ривера. Он больше меня не преследует.

— Но…

— Хуана, дай нам войти. Это глупо. Это всего лишь Ривер. Ты его знаешь. Он похож на психопата?

— Нет, но…

— Ничего, все нормально, — сказал я, хотя совершенно не чувствовал себя нормально. Неуютно, неловко, нелепо? Да. Нормально? Нет. — Все равно мне пора.

— Нет, Ривер. — Пенни взяла меня за руку и потянула. — Заходи.

— Мне надо идти. — Я вырвал свою руку и заметил, как Пенни, прищурившись, посмотрела на Хуану.

— Извини, Ривер, — сказала Хуана. — Ты знаешь, я считаю тебя хорошим парнем. Но дело в том…

— Все хорошо, Хуана, — улыбнулся я. — Спасибо. Ты выполняешь просьбу миссис Броквэй. Я понимаю.

Теперь Пенни перевела прищуренный взгляд на меня:

— Я велю ей тебя впустить. Это глупо.

— Мне надо идти. — Я развернулся и быстро пошел по подъездной дорожке.

— Прости, Ривер, — крикнула мне вдогонку Хуана. — Береги себя.

Глава семнадцатая

Дафна, занятая подготовкой праздника в честь Мигеля, предложила мне доехать до Бойл-Хайтс на метро.

Система метро Лос-Анджелеса была для меня чем-то сродни летающим машинам — фантазия, которая никогда не реализуется. Но метро существовало, оно лишь не обслуживало знакомый мир Вестсайда, поэтому никто на нем не ездил, как и на автобусе.

Я попросил Леонарда подбросить меня до станции Ред-Лайн на Вермонт-авеню. Идти туда от дома было слишком далеко — еще дальше, чем до «Второго шанса».

— А что будет на конечной станции? — спросил он.

— Девушка, — улыбнулся я.

— Это я понял.

— Правда?

— Зачем еще субботним утром парень надевает свою лучшую рубашку?

— Честно говоря, это моя единственная рубашка.

— В день, когда я встретил твою мать, на мне была водолазка.

— Хорошо, что она никогда не следила за модой.

Леонард засмеялся:

— Твоя мать не была похожа ни на одну женщину, с которыми я прежде встречался, и вдобавок у нее был непослушный маленький сын. Но вот дела! Я был от нее без ума. — Леонард подъехал к тротуару и посмотрел на вход в метро: — Мне всегда хотелось на нем прокатиться.

— И что тебя останавливает? — усмехнулся я.

Леонард пожал плечами:

— Жизнь, полагаю.

— Если бы я мог водить, я бы тоже не пользовался метро.

— И что тебя останавливает от получения прав?

— Жизнь, полагаю.

Леонард вытащил кошелек и протянул мне двадцать долларов. Я попытался было отказаться, но отчим сунул деньги в мою ладонь и сжал руку:

— Веселись, малыш. Позвони, если что-то понадобится.

На Юнион-Стейшн я пересел с красного поезда на золотой и вышел на Мариачи-Плаза, где ждала меня Дафна, чтобы отвезти в парк. С платформы я шагнул на эскалатор, держа в руке подарок Мигелю.

В этом мне понадобилась помощь Натали. Хотя я знал, что восьмилетняя девочка и десятилетний мальчик — это практически разные виды, Натали была очень наблюдательной, и я решил, что она может знать, чем в наше время интересуются мальчики.

— Я знаю, что он любит «Майнкрафт».

— У, «Майнкрафт»! Это скучно.

— Так что ему подарить?

— Может, домашнее животное?

— Это будет слишком.